Миром правит искусство. Талантливая художница живет на окраинах Вселенной и мечтает попасть на главную планету, населенную «высшими» – лучшими представителями мира Искусства. Этот мир кажется ей солнцем, но если долго смотреть на солнце, то глаза получают ожог, и вы уже не можете видеть в полумраке. А полумраком в этом мире света стала вся остальная жизнь.

Шел февраль 1946 года. Возвращение домой затягивалось, и Гарри Вейман ловил себя на мысли, что совершенно не спешит с этим. Сначала он не хотел уезжать, теперь не хотел возвращаться. Особенно после того, как появилась высокая чешка по имени Власта. Иногда обретенные на фронте друзья подшучивали над Гарри из-за чешки, но он старался не обращать на это внимания, по крайней мере, не обижаться и не чинить расправу, как делал это в годы сухого закона. Тогда он был еще совсем молод, и совершенно не задумывался, настанет для него завтра или нет. Пули свистели где-то рядом, а он смеялся и говорил, что живет одним днем. Возможно, именно поэтому он и выжил в те годы. Как и выжил после, в Европе при освобождении Парижа, Марселя, у линии Зигфрида, при форсировании Рейна. И все это время рядом были Скот Хэлворсон и Кевин МакЛин. Первый все время собирал жуков и редкие травы, мечтая по возвращении защитить докторскую по биологии, второй скромно надеялся, устроиться пианистом в какой-нибудь небольшой бар. Был у них и еще один, общий друг – старая, добрая винтовка М-1, хотя ботаник Хэлворсон иногда изменял ей со снайперским Спрингфилдом. Не то что бы этот очкарик был хорошим стрелком, но иногда ему удавалась пара, другая хороших выстрелов. Иногда Вейман спрашивал себя, какого черта он связался с этими двумя неудачниками, но ответа никогда не было. Они познакомились в дни операции Оверлорд. Люди вокруг гибли сотнями, тысячами, и никто (ни МакЛин, ни Хэлворсон, ни Вейман) не надеялся, что удастся выжить. Пули пролетали так близко, что к их свисту можно было привыкнуть. Запах крови и разорванных внутренностей стал чем-то естественным. Живые и мертвые жили бок о бок, умирали бок о бок. В те моменты никто не думал о будущем, не думал о прошлом. Было лишь настоящее. И в настоящем началась их дружба. После это, наверно, было уже главным, всегда отметая на второй план то, кем они были прежде и кем станут по возвращении. У Хэлворсона на среднем западе осталась собака, девушка, которая обещала ждать и брат, который к его возвращению должен уже был стать совершенно взрослым. У МакЛина в Калифорнии остались лишь надежды, да мутные воспоминания о богатых женщинах, которые довольно часто брали молодого пианиста под свое крыло. У Веймана в Иллинойсе осталась жена по имени Ханна и сын четырех трех лет – Алекс. Но все это было там, по ту сторону океана. В самой Европе не было ничего, кроме дружбы и воспоминаний.

Нейронные сети Размерности провоцируют развитие способностей мальчика-нейропата, выжигающих его чувства. Чтобы оградить сына от этого недуга, отец отправляет его в мир Подпространства, где построена одна из самых популярных игровых площадок затянутого льдами мира.

Мальчик молод для подобных проектов и высокий уровень возрастных ограничений мешает ему получить удовольствие от игры. Но все меняется, когда ему удается выбраться из закрытого города на поля кровопролитных сражений трех великих армий.

Острова в океане хранят тайну людей. Чем мы отличаемся от животных? В чем секрет нашей души? Где наш дом, который мы называем раем? Когда мы утратили свою божественность и обрели материальную тяжесть наших несовершенных тел? Группа ученых отправляется на острова Океании, чтобы найти ответы.

Нейронные сети Размерности провоцируют развитие способностей мальчика-нейропата, выжигающих его чувства. Чтобы оградить сына от этого недуга, отец отправляет его в мир Подпространства, где построена одна из самых популярных игровых площадок затянутого льдами мира.

Мальчик молод для подобных проектов и высокий уровень возрастных ограничений мешает ему получить удовольствие от игры. Но все меняется, когда ему удается выбраться из закрытого города на поля кровопролитных сражений трех великих армий.

Некий коллекционер заказал Уайберду кожу Макнила, человека-книги, пережившего общение с мёртвыми...

Джейсон не знал, почему согласился на эту экскурсию. Возможно, виной всему была Торри, которая без умолка рассказывала о старой тюрьме. Возможно, отец, который получил смертельную инъекцию, когда Джейсон был еще ребенком. Ответа не было. Лишь небольшой страх, в котором не хотелось признаваться.

Джим возобновил контакт с Патришией Кеннели, редактором ежемесячного музыкального журнала «Jazz & Pop». Он уже встречал ее в отеле «Plaza» двумя годами ранее. Ей было двадцать четыре года, милая, очень умная, с рыжими волосами. После смерти Джима Патришия Кеннели начала делать поразительные заявления. Пока ясным остается только то, что у нее и Джима Моррисона была некая связь в 1970-ом (Их сфотографируют вместе в офисе журнала, и «Jazz & Pop» в сентябре 1970-го опубликует новую поэму Джима «Anatomy of Rock»), остальная часть того, что описывала Кеннели как страстную мелодраму, закончившуюся оккультной свадьбой и клятвами на крови, не подтверждено достоверными, независимыми источниками.

Она говорит, что стала женой Джима во время брачной церемонии, проведенной при свечах жрицами черной магии – религии древних богинь. Этот обряд включал обмен кровью, заклинания и магические круги. Она опубликовала документ свадебной мессы с перечнем имен вступивших в брак людей, засвидетельствованный 24 июня 1970, в комплекте с подписью, похожей на Моррисоновскую.

Нейронные сети Размерности провоцируют развитие способностей мальчика-нейропата, выжигающих его чувства. Чтобы оградить сына от этого недуга, отец отправляет его в мир Подпространства, где построена одна из самых популярных игровых площадок затянутого льдами мира.

Мальчик молод для подобных проектов и высокий уровень возрастных ограничений мешает ему получить удовольствие от игры. Но все меняется, когда ему удается выбраться из закрытого города на поля кровопролитных сражений трех великих армий.

Волны неспешно накатываются на берег. Ночь тихая и светлая. Дебби Брукс стоит на террасе. Ей семьдесят пять лет, но выглядит она максимум на шестьдесят. И голос. Не такой, конечно, как в молодости, но все еще твердый, запоминающийся. В руках Дебби держит распечатку сценария. Она не выбирает свои реплики, она читает все, читает про себя и лишь на своих репликах вслух. Для нее это жизнь. Для нее это мир. Настоящий, реальный. В отличие от того, что окружает ее сейчас. Болезнь забрала рассудок, оставив талант. Миссис Брукс не помнит имени своих детей, не помнит свой адрес, но реплики для фильма запоминает лучше, чем молодые. Режиссер Алан Хендрикс удивляется, но молчит. На съемочной площадке Дебби все еще не выпадает из кадра, даже наоборот. Зрители любят ее. Любят пожилые, те, кто помнит ее молодость. А те, кто ничего не знает о ней, просто не замечают, не хвалят и не ругают, и Хендрикс ценит это почти так же, как и преклонение, любовь. Такие люди лучше, чем рекламный блок – когда заходишь в тупик, всегда можно использовать отснятые с ними кадры. Зритель либо полюбит их, либо не запомнит.