Сначала идея с покупкой дома за городом казалась неплохой, даже больше – чистый воздух, простор, собственная игровая площадка для детей, но потом… потом все стало плохо. Медленно, неспешно. Сначала старик-смотритель в домике для гостей, затем его рассказы о черном озере на краю участка… Сейчас, дожидаясь агента, чтобы поговорить с ним о продаже дома, Жаклин спрашивала себя: увидела бы она, что озеро черное, как ночь, если бы старик-смотритель не рассказал ей об этом? Наверное, нет. Жаклин поежилась. То ли из-за того, что пыталась продать дом за спиной мужа, то ли потому, что оставила близнецов со стариком-смотрителем. Две девочки, белые, как одуванчики, доверчиво вошли в старый дом для гостей, забрались на колени старика, взяли предложенные конфеты. Жаклин помялась на пороге.

- С ними все будет в порядке, - пообещал старик.

И вот теперь Жаклин была у агента. Конечно, муж рано или поздно узнает, что дом выставлен на продажу, но это уже не главное.

Что-то недоброе зародилось в груди, начало разрастаться. «Дом, чертов дом у черного озера!» Жаклин поднялась, посмотрела на закрытую дверь в офис Пирса Шермана, снова набрала его номер.

- Буду через четверть часа! – пообещал он и покрыл на чем свет стоит местные пробки.

Рубен не хотел ехать в это путешествие, не нуждался в нем. Особенно с родителями. Чужая страна, чужой континент, чужие люди, земли, пейзажи. Только седой отец знакомый, да мать, которая все еще считает, что ей чуть за сорок.

Рубен вышел из выложенного природными камнями дома, завернул за угол, закурил сигарету, чтобы не видели родители, отослал оставшемуся далеко отсюда другу смс, не получил ответа и почувствовал себя совсем одиноким.

- Лучше бы остались дома, - заворчал он, - там хоть море, пляжи и люди, а что здесь?

- Здесь водопады, - услышал он мужской голос, вздрогнул, выбросил сигарету, увидел проводника Данко, насторожился. – Поздний ребенок? – спросил его проводник почти без акцента.

Стихи Эдгара Аллана По, его страхи и надежды смешиваются с живыми картинами гениального художника и трагедией, унесший во время гражданской войны жизни его слуг и семьи, превратив гениальность в помешательство. Его картины становятся картой пережитых им страданий. Его дом превращается в галерею ужасов, способную открыть ворота в ад. Теперь зло ищет творца, способного оживить все эти создания тьмы, позволить им обрести плоть. Дом зовет в свою утробу великого писателя. Но зло не терпит отказа. Поколение за поколением дом ищет себе слуг, а его картинная галерея сводит людей с ума. Но рожденное отчаянием и болью потери зло не властно над потомком создавшего его художника. Девушка, в жилах которой течет кровь гениального художника, способна поставить точку в долгой, кровавой истории дома своего предка и безумной картинной галереи, продолжающей рисовать себя, глотая души всех, кто имел неосторожность увидеть эти картины.

Съемочная группа Doors сделала несколько пророческих (и неосознанно метафорических) записей диалогов, когда Джим, Рэй и Робби пили пиво «Микелоб» и играли в покер в отеле незадолго до выступления. Джим хотел сбросить карты и не ставить еще четвертак на кон.

И он задиристо заржал. Пленка кончилась. Они говорили о карточной игре, но выходило так, словно обсуждают дела группы.

Ф. Ницше «Песнь Заратустры»

Белый лист. Пальцы мастера сгибают один край, другой, упираются в середину, выворачивают, снова сгибают…

В баре Нью-Йорка темно – прожектор освещает лишь стол с бумагами, да руки мастера в белых перчатках. Тишина. Лишь шуршит бумага, сгибается снова и снова. Фигура становится все более сложной, непонятной, затем, неожиданно, появляется клюв, крылья, хвост. Белый голубь замирает на ладони мастера. Несколько секунд публика смотрит, считая, что шоу закончено – кто-то начинает перешептываться, кто-то закуривает. Слышно, как у кого-то в стакане стучат кубики льда. Мастер накрывает голубя другой рукой. Пауза. Из-под ладони рвется на свободу молодой голубь, взлетает под потолок. В темноте слышно, как хлопают его крылья. И снова тишина. Свет гаснет.

Вьетнам. Мужчина-корреспондент. Дикие племена. И не менее дикая женщина гид, которая пленит сердце корреспондента. Страсть вспыхивает спонтанно, гаснет утоленная и снова вспыхивает. Дикая, почти животная страсть – грубая, агрессивная. Подросток одного из племен становится свидетелем этой безудержной связи, решает, что корреспондент причиняет женщине-гиду боль. Нож, подаренный туристами, в руке подростка пробивает грудь корреспондента. Иностранец умирает, и вьетнамская женщина-гид везет его в джунгли, где находится гнездо лечебных пиявок. Но у каждого спасения есть своя цена. Теперь пиявки живут в теле журналиста и требуют пищи… Странной, специфической пищи.

Невада. Карсон-Сити. Бар в казино-отеле Бест Вестерн.

- Нет. Все. Хватит с тебя! – отказался наливать очередную стопку в долг бармен.

Хэнк крякнул, скривился, посмотрел, куда бы сплюнуть.

- Иди лучше проспись, пока есть где, - посоветовал ему бармен.

Хэнк снова крякнул, поманил его к себе.

- Думаешь, я не могу заработать себе на выпивку? – спросил он свистящим шепотом заядлого курильщика. – Смотри, - он бросил на стол старый, протертый чемодан, достал из него железную коробку, открыл скрипучую крышку, поманил к себе бармена.

- Ну, что у тебя тут? – бармен нахмурился, решив, что старик собирается ему что-то продать, заглянул в коробку, увидел серую тощую крысу и толстую жабу, выругался.

- Да ты совсем спятил?! – заорал он на Хэнка. – Убери сейчас же отсюда эту мерзость!

- Это не простая мерзость.

- Я сказал…

- Крыса играет на пианино, - просипел старик.

- На каком еще… - бармен снова заглянул в коробку, увидел игрушечное пианино.

- Нальешь мне выпить, если крысы начнет на нем играть? – спросил Хэнк.

- Да ты спятил!

- Нальешь или нет?

- Буду наливать до утра, если услышу, хотя бы один звук, а если нет…