- Мне страшно, - говорит сестра.

- У нас все получится, - говорит брат.

- А если папа узнает? Он ведь запретил играть нам здесь!

- Не узнает, - обещает мальчик и заговорщически подмигивает сестре, как это делает мать с отцом, когда они секретничают.

Идея этой книги появилась после прочтения рассказа Клайва Баркера. Находясь под впечатлением, я увидел юную девушку, продирающуюся сквозь плотно растущую живую изгородь и бегущего за ней демона... Это видение преследовало меня всюду. И чем больше о нем думал, тем больше открывался мне мир существ, которые всегда рядом с нами. Заботятся или нашептывают свои каверзные планы, плетут интриги... Герои ожили, я увидел огромный мир, где десятки жизней сплетались в единый ковер судьбы...

На протяжении нескольких лет готовый роман ждал своего времени и теперь я решил поделится этим миром со своими читателями.

P.S. До сих пор считаю "Демона" своим самым сильным романом.

Ангелы, демоны, азоли, траджи и бульвайки – все это человеческие пороки, которые преследуют нас ночью и днем. Хотя мы не видим их мир, он так же реален, как и наш. Он здесь, он рядом. А эти существа… Они стоят у нас за плечом, трутся похотливо о наши ноги, нашептывают на ухо свои каверзные планы… Главная героиня пытается противостоять им. Но бороться с собственным демоном не так просто, особенно когда судьба сводит с молодым таинственным иностранцем, погрязшем в интригах и пороке. За четверть века, что описана в романе, перед нами открывается галерея демонов или ангелов. Одни герои могут их одолеть, другие становятся их марионетками и служат невидимым кукловодам мира теней всю свою жизнь.

Заключительная часть трилогии. Древняя тьма оживает и рвется на свободу. Тьма в сердцах вендари, древних слуг, охотников, простых людей. И выхода нет. И кажется, что это конец… Лишь где-то далеко надрывно плачет младенец, появившись на свет, – девочка, самка вендари, родившаяся спустя долгие тысячелетия, после того, как самцы вендари истребили женских особей своего вида. И только младенец способен вернуть свихнувшийся мир ночи к природному равновесию сил.

Сверхлюди держат древнего в подвале и выкачивают из него кровь, чтобы продлевать свою жизнь. Дети Наследия борются с дикой порослью, расплодившейся по всему миру. Слуги древних подвергаются нападкам со стороны охотников. Молодая власть мира тьмы уничтожает вампирские клубы… Новые персонажи и судьбы тесно переплетаются с жизнями героев первой книги, продолжая сюжет, затрагивая истории древних слуг, их жизнь в далеком прошлом: первые встречи с вендари и столетия скитаний под покровом ночи, храня тайну своего бессмертия и пытаясь не сойти с ума, утратив остатки человечности.

Демон был молод. Так же молод, как и новый дом, который построила семья Реншоу. Патрик и Алисия. Последняя была беременна и тратила больше всего времени на обустройство будущей детской. Демон наблюдал за ней и пытался понять нравится ему эта семья или нет.

Несколько раз он пытался выбраться из дома, но какая-то сила держала его внутри. Даже из окна было практически ничего не видно, словно в тумане. Поэтому оставалась лишь семья Реншоу и рабочие. Впрочем, рабочие не нравились демону. Они не любили этот дом, его дом, его тюрьму, а, значит, не любили и его в отличие от Реншоу. Молодая пара была счастлива, и вместе с ними демон чувствовал, как становится счастлив сам. Особенно после рождения ребенка, который, казалось демону, видит его, знает о нем.

Мальчика звали Джей, и демон много времени проводил возле его колыбели, забавляясь и передразнивая ребенка. Джей улыбался ему и высовывал язык. Маленький Джей… Демон подумал, что было бы неплохо и ему получить имя. Ведь он тоже недавно родился. Вместе с домом. Так что…

Сверхпрочное стекло меняет мир. Кристально чистые города заполоняют планету. Но утопия несет за собой безумие и хаос. Просыпается первозданное зло, которое проникает в умы людей. Мир трещит по швам. Убийства и хаос повсюду. Но стеклянная утопия продолжает существовать, цепляться за реальность. Свихнувшийся миллионер строит по всему миру заводы, которые производят газ, способный превратить стеклянный мир в песок. Группа избранных надеется укрыться после апокалипсиса в специальном комплексе и, когда все закончится, вернуться в исцелившийся мир.

Благодаря нейронным модуляторам рекламные образы проектируются прямо в мозг. Место фильмов заняли нейронные реконструкции. Появляются первые нейронные наркотики… Это начало нового мира, новой жизни. Но и на рубеже научных открытий есть место истории любви: мужчину и женщину по-прежнему тянет друг к другу. У них – двух журналистов-карьеристов – за плечами две звездных статьи и две бесплодных попытки быть вместе. Крах отношений и крах карьеры. Поправить положение можно, но выбрать нужно что-то одно.

Никто уже не помнил тот день, когда ученые научились сжимать пространство. Так же, как никто не помнил и о перенаселении – проблема просто решилась и все. Были, конечно, недостатки, но их старались не замечать. Люди привыкли. Крохотная квартира могла превратиться в огромные апартаменты, стоило войти в дверь. Неказистый дом мог прятать за своими стенами целый город. Это решило не только проблему перенаселения, но и сократило в сотни раз расходы на транспорт. В мегаполисах воздух стал чище.

Несколько веков после открытия сжимающегося пространства ученые пытались сосчитать реальную площадь развернувшегося в подпространстве мира, но так и не смогли – старые дома шли под снос, на их месте возводились новые. Оставались ниши в подпространстве – заброшенные квартиры, а иногда и целые города, от которых отказались бывшие хозяева, выбрав более новые и совершенные. Мертвые города и квартиры. Невидимые снаружи, но пропахшие гнилью и смертью внутри.

«Иногда мы от чего-то бежим, но некоторые вещи сильнее нас. Например, воспоминания», - думал Бернд Клоузер, стоя возле цветущей яблони, которая была мертва до тех пор, пока он не похоронил под ней свою возлюбленную Мередит Стоук – самую красивую женщину из всех, что он когда-либо встречал.

Они познакомились на одном из его концертов. Она была не то светотехником, не то декоратором. Сновала за сценой в своем коротком платье с открытым вырезом и мешала Клоузеру играть. Ему показалось, что он сфальшивил несколько раз из-за этого. Но зал не заметил. Никто ничего не заметил кроме него и самой Мередит. Она словно знала, что все так получится. Дождалась, когда опустится занавес, и, встретив Клоузера, поблагодарила за хорошее выступление.

- Правда я, кажется, сфальшивил несколько раз, - признался Клоузер.

- Пусть это останется между нами, - подмигнула она.

По сей день я не знаю, кто исполнял песню в тот далекий полдень жаркого лета. Но она изменила мою жизнь. Открыла дверь в страдания. Боль и сожаления о потерянной любви. Трагедия. Французы называют это «triste» (печальный). Жанр был представлен Мадди Уотерсом, Джоном Ли Хукером, Мэджиком Сэмом, Сонни Бой Уильямосоном, Хаулином Вульфом… Можно назвать сотни имен. Но когда я слушал эту музыку, то думал: «Боже мой! Это самая удивительная музыка, которую я когда-либо слышал. В этом есть что-то извивающееся как змея. Есть ритм. Есть неистовство… и страсть… и сострадание. Голос певца был наполнен мудростью и болью, сплетающимися в единое целое. Это было печально, глубоко, сложно. Знаете, на что это было похоже? На русскую классическую музыку. Как Чайковский, Прокофьев и Стравинский. Как Барток и Сметана. Как полонез Шопена. Как музыка Славича. Тяжелая, глубокая и полная страданий. Совместите это с ритмом два-четыре, I-IV-V, двенадцати тактовой блюзовой секвенцией и чикагскими парнями, поднявшимися на небо. Блюз! Вот что это было. Вот что изменило мою жизнь. Потому что… я даже отказался отбивать битой мяч… ради блюза.