Демон. Глава 4.2

Судья Кира Демидовна Джанибекова не могла заснуть. Ночь, которая всегда сулила долгожданный отдых, предательски наполнила сознание мыслями. Неужели клеймо отношений с Петром Лесковым будет всю оставшуюся жизнь довлеть над ней? Даже брат начал косо смотреть в ее сторону. Неужели он думает, что между ней и этим недочеловеком что-то есть? Как теперь доказать, что она не испытывает к бывшему коллеге ничего, кроме ненависти и презрения? Что нужно сделать для этого?

Она вспомнила свои визиты к Лескову в тюрьму. Разве они чем-то отличались от тех визитов, когда он был судьей, а она, снедаемая желанием, бежала к нему домой, опасаясь любопытных взглядов? Даже в те моменты она была холодна и надменна. Ни разу они не говорили о чувствах. Между ними был только секс, в котором каждый из партнеров относился к другому с презрением. Два непримиримых соперника, объединенные одной страстью.

Она помнила, как Лесков встречал ее с бокалом вина в руке. Он делал это намеренно, желая показать безразличие. С тем же безразличием она принимала уже наполненный для нее бокал. Иногда Лесков забывал об этом, говоря, что она знает, где бар и может сама обслужить себя. Кира Джанибекова всегда ненавидела, как начинались их встречи. Обмен ничего не значащими колкостями, когда никто особенно не старается преуспеть в красноречии, разве только чтобы унизить собеседника. Затем они отправлялись в спальню, туда, где шторы были плотно задернуты, чтобы никто не смог увидеть их. Они всегда запирали дверь. Всегда выключали свет…

Сейчас Кира Джанибекова уже не могла вспомнить целовала ли она когда-нибудь Лескова. Если и да, то только в пылу страсти и то, она не была уверена. Даже оставшись в закрытой комнате, окутанной мраком, они не прекращали свое необъяснимое противостояние. Большая застеленная чистым бельем кровать всегда выглядела ненавистно и желанно одновременно. Осознание предстоящей близости смешивалось с отвращением. Они раздевались, начиная ненавидеть друг друга еще сильнее. Презрение — вот что они дарили друг другу вместо классических постельных фраз. В спальне каждый из них хотел доказать несостоятельность другого. Иногда побеждал Лесков, и тогда, желая продлить победное шествие, он старался взять как можно больше трофеев у поверженного противника, выкинувшего белый флаг. Иногда побеждала Кира Джанибекова, что не делало ее менее беспощадной. Она добивала Лескова, заставляя его чувствовать себя ничтожеством, жалким подобием мужчины, рабом в ее руках.

Лишь изредка в их безумной войне побеждала сама война, расчетливо принося в жертву своих лучших воинов. Если Кира Джанибекова и Петр Лесков и обменивались поцелуем, то это было именно в такие моменты, о которых впоследствии они старались не вспоминать даже наедине с самими собою. Затем, после подобных поражений, они вдвоем или один из них молча лежали в кровати, приходя в чувство, возвращая себе прежнюю уверенность. И каждый раз, прощаясь, они убеждали себя, что эта встреча будет последней…

Судья Кира Джанибекова испытала непреодолимый приступ тошноты. Ее вырвало на пол возле кровати. Еще один приступ рвоты заставил ее согнуться пополам. Зажав рукой рот, она побежала в ванную. Это не было отравлением — просто воспоминания. Когда желудок оказался пуст, а отвращение немного забылось, она прошла на кухню и налила себе выпить. Водка обожгла раздраженный пищевод, принесла тепло уставшему желудку.

— И все же он сильнее тебя, — услышала Джанибекова далекий голос демона.

— Нет! — настырно замотала она головой, не зная, что бесит ее больше: этот голос или же то, о чем он говорит.

— Ты проиграла, — холодно отчеканил демон.

— Нет.

— Ты знаешь, что это так.

— Нет! — судья схватила бутылку, желая утопить назойливый голос в беспамятстве.

Слухи. Когда Макар Юрьевич Юханов узнал о ночных визитах Киры Джанибековой в камеру Петра Леонидовича Лескова, то подумал, что это может оказаться той самой нитью, потянув за которую, можно заставить судью признать за приемным сыном Мольбрантов право собственности на особняк, чтобы его смогла купить Светлана Сотникова — сестра Юханова. И не только особняк. Обладать подобной информацией значило куда больше — молодой судья мог держать палец на пульсе всего семейства Джанибековых. Но сначала нужно было найти охранника, который был свидетелем визитов Киры к скандально известному заключенному.

— Почему же тогда Петр Лесков на свободе? — снова и снова спрашивал Макара Юханова его демон. Спрашивал до тех пор, пока Макар не узнал, что бумаги на освобождение были подписаны лично прокурором Давидом Джанибековым — братом Киры Джанибековой.

— Значит, здесь действительно есть связь, — сказал молодому судье демон. — Узнай все, что известно тому охраннику, ведь он болтал так много.

Но охранник пропал. Больше того. До Макара Юрьевича дошли слухи, что его обвиняют в изнасиловании заключенной Антонины Палеевой. И снова в этом деле был замешан брат Киры Джанибековой — Давид, вот только Макар не знал, как и почему. Но информации хватало, чтобы заинтересоваться этим. И начать нужно было с охранника по имени Максим Олисов.

Родительский дом. Впервые за последние годы Максим Олисов вернулся сюда — в это осиное гнездо, которое ненавидел больше всего на свете. Вернулся, склонив голову. Отец и мать. Что мог он сказать им в свое оправдание? Ничего. Они всегда были слишком увлечены собой, чтобы понять то, что происходит внутри их сына. Такие правильные, целеустремленные, с хорошими манерами и любовью к порядку, они никогда не понимали его, никогда не вели задушевных бесед, когда он был ребенком. Все их воспитание заключалось в перечне правил, что можно делать, а что нельзя. Следование им влекло сухое поощрение, отклонение от них — жестокое наказание. Максим не любил этот дом, не любил всех, кто жил здесь, соблюдая негласные правила, созданные его родителями. Ему хотелось обозвать их лицемерами, сборищем дилетантов, способных лишь на фарс, зная, что в действительности все обстоит совершенно иначе, но не признаваясь в этом даже самим себе.

Максим часто хотел высказать им все, что думает, но ему никогда не хватало смелости. Детские страхи перед тоталитарным режимом этого дома всегда брали верх, и он молчал, опустив голову. Это была не его война. Когда он понял это, тут же постарался покинуть это осиное гнездо, где каждый второй житель относился к нему с презрением. Относился, когда он был ребенком, относится сейчас и будет относиться в будущем.

— У тебя нет взглядов на жизнь, — сурово подытожил Николай Олисов поздним вечером следующего дня после того, как Максим вернулся к своей семье.

Отношения двух братьев никогда не были доверительными, однако они всегда оставались братьями, близкими родственниками, понимая это и давно смирившись с подобным обстоятельством. Николай, всегда такой холеный и сдержанный, осудительно покачал головой.

— Не понимаю, как родители терпят твои выходки, — он посмотрел на подавленного брата, и родственные чувства в очередной раз взяли верх. — Наверное, плохо так говорить по отношению к той девушке, но я надеюсь, что хотя бы это происшествие образумит тебя.

Максим промолчал, стыдливо опустив голову.

— Твой брат прав, — поддержала мужа Юлия Олисова.

Высокая и стройная, она была похожая на их мать в молодости. Максим всегда считал, что именно поэтому его брат и взял ее в жены.

— Ты не думал о том, чтобы остепениться? — до отвращения душевно спросила она.

— Нет.

— Послушай ее, Максим, — сказал Николай. — Подобная жизнь не доведет тебя до добра. Твои беспорядочные половые связи становятся смыслом жизни. Они уже руководят тобой. Нужно уметь управлять своими желаниями.

— Тебе-то откуда это знать? — Максим снова смущенно опустил глаза, боясь, что его брат обидится, и он лишится последнего союзника в этом доме.

— Это жестоко, Максим! — упрекнула его Юлия. — Он не виноват, что родился таким.

— Ничего страшного, — поспешил успокоить жену Николай. — Сейчас здесь нет посторонних. Мы можем говорить об этом, если мой брат хочет.

— Я не хочу, — щеки Максима вспыхнули румянцем. — Извини. Я не хотел тебя обидеть.

— Я не обиделся. Я давно уже свыкся с этим.

— Все равно извини, — Максим покраснел еще сильнее. — Просто иногда, когда ты говоришь мне с укором о моих связях с женщинами, я не могу понять, как ты можешь читать мне нотации о том, чего у тебя не было ни разу в жизни?

— Секс — не главное. Я надеюсь, когда-нибудь и ты сможешь понять это, — Николай замолчал, о чем-то размышляя. — Знаешь, иногда мне кажется, что твоя страсть — это наше общее наказание. Ты несешь крест за нас обоих.

— Я не знаю, — Максим украдкой посмотрел на Юлию. — Я никогда никому не говорил об этом и не собираюсь говорить, но…

— Спрашивай. Мы — твоя семья. Мы готовы ответить на любой твой вопрос.

— Как вы живете вдвоем? Я понимаю, что для тебя физическая близость — это пустые слова, но Юля, она ведь женщина…

— Мы любим друг друга и это главное, — прозрачно ответил Николай.

— А секс? Я не верю, что она готова всю жизнь запираться в ванной и удовлетворять себя струей воды.

Максим видел, как муж с женой украдкой переглянулись. Юлия покраснела. Николай улыбнулся ей, пытаясь успокоить.

— Можете не отвечать, — сказал Максим. — Я и так все понял… Мне просто всегда было интересно, как Юля выбирает себе мужчин? Она что, советуется об этом с тобой, и вы вместе принимаете решение, или же право выбора принадлежит только ей?

— Ты смеешься над недостатками других, потому что боишься, как бы они не начали смеяться над тобой? — щеки Юлии горели пунцовым румянцем.

— Почему ты никогда не предлагала мне провести с тобой ночь?

— Ты перегибаешь палку, Максим! — вмешался Николай.

— Почему? Я всего лишь хочу проявить взаимовыручку. Кажется, этому учат в этом доме?

— В этом доме учат уважению и хорошим манерам!

— Что плохого в том, что я хочу поделиться опытом?

— Какая же ты мразь, Максим! — Юлия поднялась со стула. — Я иду спать, — сказала она мужу.

— Она права, — Николай смерил брата презрительным взглядом.

Они поднялись с женой по лестнице на второй этаж и закрыли дверь в свою спальню.

— Ненавижу его! — процедила сквозь зубы Юлия.

— Он не виноват, — Николай обнял ее. — Он слишком долго был на дне, чтобы, вернувшись, стать человеком всего за один день. Дай ему время. Он изменится.

Оставшись один, Максим долго смотрел за окно. Сегодняшний разговор был одним из самых смелых за его жизнь, которую он провел со своими родственниками. Он гордился собой, потому что впервые осмелился высказать свои мысли вслух.

Вернувшись в свою комнату, Максим лег в кровать и закурил сигарету. Проблемы, которые он недавно создал себе, не беспокоили его. Он знал, что в этом доме еще есть люди, способные их решить. Он лежал в кровати, вспоминая первую девушку, с которой они провели много ночей в этой комнате. Он до сих пор помнил многое из того, что происходило тогда между ними. Да. Тогда он был совсем другим. Такой неопытный и такой юный.

Максим выкурил несколько сигарет и открыл окно, чтобы проветрить комнату. В прокуренное помещение ворвался свежий ветер, колыхнув шторы. На улице шумели деревья. За пеленой этих звуков, Максиму показалось, что он услышал слабый стук в дверь.

— Я пришла извиниться, — тихо сказала Юлия. — Наверное, ты прав. Этот дом полон лицемеров.

— Я этого не говорил.

— Но я все равно здесь.

Максим чувствовал ее дыхание на своей щеке. Оно пахло мятой. Азоль возле его ног радостно захрюкал.

— У меня так долго не было мужчины, Максим, — сказала Юлия. — Так долго.